— Пожалуй, что так, мистрис.
— Тебе нужно выйти замуж… побыстрее… Я в этом уверена. Боюсь, что ты несколько легкомысленна и податлива, Дженнет.
— О нет, мистрис. Просто…
— Просто, когда тебя обнимают и говорят, какая ты чудная девушка, тебе трудно сказать «нет»! Она захихикала.
— Ты глупая девчонка! И не дергай мне волосы! Мне хотелось спросить ее: «Что делал Джейк Пенлайон после того, как поцеловал тебя? Ты хочешь меня уверить, что тем дело и кончилось?» Но я ничего не сказала.
Дженнет продолжала расчесывать мне волосы. О ком она думала? О Джейке или о Ричарде Рэккеле?
Я решила подобрать волосы в высокую прическу и увенчать ее гребнем, купленным у разносчика.
— Сейчас в моде пышная мелкая завивка, мистрис, а я умею завивать, сказала Дженнет.
— Я следую собственной моде. Не хочу быть похожей на всех остальных модниц и на разбитных служанок, которые им подражают.
Обескураженная Дженнет причесала меня, следуя моим указаниям. Я надела красное бархатное платье с большим вырезом и с широкими рукавами, спадающими почти до подола: разумеется, далеко не последний крик моды, но оно, действительно, очень шло мне, и, с гребнем в волосах, у меня был поистине царственный вид. Я мрачно подумала, что мне понадобится и эта царственность, и все мое умение держаться с достоинством, чтобы отразить назойливые приставания моего «суженого».
Дженнет уставилась на меня широко открытыми глазами.
— Ой, мистрис, вы такая красивая… уж слишком красивая, прямо не всамделишная!
— Нет, Дженнет, я всамделишная! — сказала я со смехом.
Она потупилась и хихикнула; мне пришлось сделать ей замечание. Дженнет знала, что я не простила ей того, что она помогала Джейку Пенлайону одурачить меня. Иногда я замечала у нее какой-то хитровато-проницательный взгляд. Впоследствии мне не раз приходило в голову, что Дженнет, рожденная на усладу мужчинам, возможно, понимала природу моих чувств к одному из них… Как бы я ни старалась притвориться равнодушной, он возбуждал во мне сильное чувство, пусть даже это была ненависть.
Вошла Хани, и я сразу ощутила себя невзрачной рядом с ней. Впрочем, перед блеском Хани стушевалась бы любая женщина. Платье на ней было синее густо-синее с фиолетовым оттенком, под цвет ее глаз, что подчеркивало их яркость. С тех пор, как она забеременела, ее красота стала несколько иной, но ни на йоту не уменьшилась.
Волосы у нее были распущены по плечам и схвачены жемчужным венцом.
Она сжала мне руку и озабоченно посмотрела на меня.
— Со мной все в порядке, Хани, — сказала я.
— Ты выглядишь просто великолепно!
Я взглянула на себя в полированное зеркало.
— Похожа на валькирию, идущую на битву?
— Да, — сказала она, — немного похожа. Мы должны были отправиться в Лайон-корт в карете. Карета Эдуарда была местной достопримечательностью, так как мало кто обладал подобным средством передвижения. Большинство должны были полагаться на верховых лошадей или собственные ноги. Впрочем, езда в карете, запряженной парой лошадей, была далеко не комфортабельной, и жители Девона, никогда не видевшие раньше карет, глазели на нас; однако, принимая во внимание, что мы были разодеты для бала, на этот раз карета была очень кстати. Иначе нам пришлось бы навьючить на мула коробы с нашими парадными платьями и, приехав на место, переодеться.
Пока мы тряслись по ухабистой дороге, я шепнула Хани:
— Присматривай за мной сегодня вечером!
— Мы с тебя глаз не спустим, — с жаром ответила Хани, — и Эдуард, и я!
— Там я буду у него дома. Это даст ему преимущество, и он им воспользуется, можешь быть уверена.
— Ты его перехитришь!
— Конечно, перехитрю, а потом, Хани, наверное, мне придется уехать домой.
— Мы с Эдуардом говорили об этом между собой. Мы считаем, для тебя так будет лучше. Джон Грегори скоро уедет от нас, и мы будем в безопасности. Джейк ничего не сможет доказать. Эдуард — лицо влиятельное. С нами все будет в порядке. Ты не должна выходить замуж ради того, чтобы спасти нас!
— Однако сегодня я сыграю в поддавки. Пусть он думает, что победил меня. Я позволю ему в это поверить. Тем сильнее будет его потрясение, когда он узнает, что проиграл!
— Ты наслаждаешься этой игрой, Кэтрин. Что на тебя нашло? Ты раньше была совсем другой.
— А все этот человек! Он вызывает во мне такие чувства, что я сама себя не узнаю.
— Будь осторожна, Кэтрин!
— Я буду крайне осторожна, но постараюсь показать, что я его презираю, и он никогда не сможет взять верх надо мной!
Карета катилась вперед. Эдуард правил, а мы с Хани сидели позади. Вскоре мы свернули на подъездную дорогу к Лайон-корту, проехали по аллее вязов, и перед нами открылся дом. Фонари на крыльце бросали блики на львов из серого камня, казавшихся невозмутимо-загадочными при свете луны.
К нам поспешили слуги. Грумы выпрягли лошадей, дивясь нашей карете. Мы прошли в холл, где нас приветствовали отец и сын Пенлайоны.
Холл, освещенный не менее чем сотней мерцающих в канделябрах свечей, выглядел очень нарядно. В громадном камине полыхали целые бревна, хотя был сентябрь и совсем не холодно. Длинный стол посередине и другой, поменьше, на подмостках в конце зала были уже накрыты для банкета. На хорах играли скрипачи.
Сэр Пени облапил меня и прижал к своему массивному телу. Он влепил мне звучный поцелуй и захохотал, глядя поверх моей головы на Пенлайона, как бы поддразнивая его. Затем Джейк отобрал меня от отца. Я пыталась отстраниться, но это было бесполезно. Он стиснул меня, прижал к себе, и его губы впились в мои.